Социальный состав эмиграции первой волны из России в США

Российская эмиграция первой половины XX столетия оказала значительное влияние на культуру и развитие Соединенных Штатов Америки, став неотъемлемой частью американского «плавильного котла». По данным переписей, русские эмигранты по своей численности занимают четвертое место среди приезжих из других стран уже в 1890–1899 гг., что связано с трудовой эмиграцией в этот период, однако с приходом большевиков к власти в России поток эмигрантов возрастает и к началу 1920-х гг. Россия занимает уже третью позицию, а количество «русских» среди прочих иммигрантов переходит с пятой в 1910 г. на вторую позицию в 1920 г. [2, с. 64], составляя 10,2 % от общей численности рожденных за рубежом граждан США [2, с. 74].

Ввиду значительного количества эмигрантов из России в США, следует установить их социальный статус, что позволит определить, на какие слои американского общества пришлось наибольшее влияние русской культуры, привнесенной эмигрантами, а также раскрыть проблему адаптации и интеграции представителей русского зарубежья в инокультурную среду США.

В настоящей статье будет произведена попытка выяснения/уточнения социального статуса представителей русской эмиграции первой волны в США по материалам переписей населения в период с 1916 по 1930-е гг., а также оценка полноты и качества данных этих переписей.

В переписях к «русским» причислялись все выходцы из Российской империи, включая поляков и украинцев, а также евреев русского происхождения. Поэтому при характеристике социального состава русской эмиграции первой волны в США стоит уделить особое внимание вопросу об этничности эмигрантов.

Во все периоды эмиграции выходцев из России называли русскими вне зависимости от их этнической принадлежности. Этот тезис можно проиллюстрировать следующим примером: по прибытии в США каждый эмигрант был обязан пройти опрос, по итогам которого составлялась анкета с основными данными о приезжем: пол, возраст, национальность, профессия и пр. Выходцам из России, вне зависимости от того, из какой части империи они прибыли (такие сведения отсутствуют), приписывалась национальность «русский».

Кроме того, как отмечает Г. Я. Тарле, «большинство стран Запада учитывает фактор гражданства, а не национальность. Между тем "русский" и "российский" в английском языке, например, обозначаются одинаково russian» [2, с. 18].

Также на малую достоверность данных об этническом происхождении указывает тот факт, что по материалам переписи населения 1920 г., 56,5 % «этнических русских», родившихся в России, назвали родным языком иврит или идиш [2, с. 75], несмотря на то, что это маркирует иную этничность. В целом, по переписи 1920 г. русский язык назвали в качестве родного 361863 человека, приехавших из России.

Зарубежные исследователи также называют данные по составу русской эмиграции, как минимум, сомнительными, а материалы переписей дополняют заметками о том, что большинство записанных «русскими» ими не являлись [7] и по своей национальности были евреями, которые «как случалось, рождались в России» [2, с. 64].

По материалам переписи 1920 г., половозрастной состав русской эмиграции первой волны является типичным для массовой эмиграции: в ее составе преобладают молодые мужчины – на 100 женщин приходилось 123 мужчины [5, с. 19]. Впоследствии мы можем наблюдать изменение тенденций: в 1920-е гг. происходит увеличение числа женщин среди эмиграции из России. Так, в 1923 г. процентное соотношение лиц мужского и женского полов сравнялось, в уже с 1926 г. количество женщин превысило 50 % [1, с. 51].

На изменение половозрастного состава русской диаспоры первыми отреагировали русскоязычные газеты, открыв «женские» разделы или страницы. Как отмечает Д. М. Дэй, «две трети женщин русской колонии в Голливуде были вынужденно интегрированы в американскую жизнь. Для женщин, ведущих домашнее хозяйство, процесс приспособления начинался с освоения «местной географии», забот о покупке продуктов, обучении детей, отношениях с соседями. Необходимость поддержания семьи перевешивала традиционный консерватизм и следование традициям (церковь, образование детей), способствовала развитию новых качеств» [4, с. 91].

Подобные тенденции можно связать с тем, что с утратой эмиграцией массового характера, в США начали прибывать прежде всего семьями, а впоследствии, часть эмиграции составили женщины, чьи мужья уже некоторое время проживали в США. В частности, В. К. Зворыкин отмечает, что выезд из России был для него запланированным – он искал страну больших для него возможностей в области инженерии, и такой страной для него стала Америка. После окончания Гражданской войны к нему переехала и его жена.

Также увеличивается и средний возраст представителей русской эмиграции. А. Б. Ручкин приводит следующие данные: в 1910 г. средний возраст выходцев из России, проживающих на территории США, составляет 28,2 лет, в 1920 г. – 34 г., в 1930 г. уже 41,6. «Старение» русской диаспоры в США можно связать с постепенным ослаблением потока эмиграции первой волны и увеличением пребывания эмигрантов на территории США в связи с сокращением репатриации. К тому же, Д. Дэвис отмечает, что семьи русских эмигрантов редко меняли место жительства, совершая максимум один – два переезда [3, с. 13]. Помимо того, сокращению случаев выезда из США способствовала популярность межэтнических браков и продолжения рода среди выходцев из России как с представителями коренного американского населения, так и с эмигрантами из других стран [2, с. 235–236]. Так, среди русских мужчин и среди русских женщин было популярно создание семей с переселенцами из Австрии, Германии, Польши и Венгрии, браки с местным населением США были зафиксированы в меньшей степени. Стоит отметить, что приблизительно 90 % всех браков русской эмиграции заключалось внутри диаспоры [2, с. 280]).

Сведения о профессиональной занятости представителей русской эмиграции также можно подчерпнуть из материалов переписи 1920 г. Основная часть эмигрантов-мужчин центральной части США была занята в угольной промышленности – 34 % эмигрантов работали на шахтах, 16,2 % обслуживали доменные печи [2, с. 285]. Подобную востребованность данной профессии среди эмигрантов можно объяснить тем, что многие переселенцы из России испытывали сложности в трудоустройстве, как минимум, по причине плохого знания английского языка. Работа же на шахте предполагала сведение коммуникации на иностранном языке к минимуму. К тому же, в первых десятилетиях XX в. угольная промышленность в США переживала бурный рост, а центры добычи угля совпадали с картой расселения эмигрантов из России, что облегчало выбор профессии и устройство на работу.

Второй по популярности сферой занятости была торговля: 25,2 % эмигрантов работали продавцами в местных магазинах [2, с. 285]. Для подобной работы не требовалась высокая квалификация, к тому же с увеличением в США численности выходцев из России начали образовываться русские кварталы со своей собственной инфраструктурой.
С начала 1920-х гг. США вступили в эпоху «просперити», что, в частности, проявлялось в активном строительстве и потребности в дешевой рабочей силе, поэтому многие эмигранты (11,5 % [2, с. 282]) устраивались квалифицированными строителями и плотниками.

Некоторые эмигранты (2,9 % [2, с. 285]) становились мастерами и контролерами на фабриках что маркирует высокую квалификацию представителей Русского зарубежья и лучшее знание английского языка по сравнению с прочими иммигрантами, т.к. лишь немногие из эмигрантов других стран занимали подобные должности.
4,1 % русских мужчин становились фермерами. Это самый низкий показатель среди иммигрантов из других стран, меньший процент зафиксирован только у евреев. 3,4 % были врачами и хирургами, 2,8 % были заняты на железной дороге [2, с. 285].

Большинство женщин русского зарубежья в США были заняты на фабриках по пошиву одежды и производству хлопка, работали телефонными операторами, стенографистами и машинистками, учителями. Часть женщин были домохозяйками, однако в примечаниях к материалам переписи указывается, что возможно это были представительницы русского еврейства [2, с. 289].

Как мы видим, распределение труда в среде русской эмиграции было дифференцировано на традиционные «женские» и «мужские» профессии. В переписи 1920-х гг. не была отражена прослойка русских, занимающихся интеллектуальным и творческим трудом. Это может быть связано с малой численностью таких людей, а также с тем, что в переписи указывалась основная профессия, другие же занятия зафиксированы не были.

Что касается вероисповедания представителей русской эмиграции первой волны, то можно сказать, что по преимуществу они были православными христианами, т.к. они были приверженцами царского режима. Также на это указывают отсылки к православным ценностям и возвеличивание роли православной церкви в культуре русского зарубежья в текстах и речах идеологов «миссии Русского Зарубежья».

Однако материалы переписей первых десятилетий XX в. сообщают о сокращении численности православных христиан на территории США: в 1916 г. – 99681 чел., в 1926 г. – 95134 чел., в 1936 г. – 89510 чел. М. Нэми приходит к мнению, что с начала 1920-х гг. данные переписи по численности православных христиан нельзя признать достоверными ввиду частых ошибок, а также по причине неопределенности эмигрантов в соотнесении себя с какой-либо религией из-за раскола РПЦ [6].

Подводя итоги, можно сказать, что материалы переписей не позволяют достаточно точно и полно охарактеризовать социальный статус представителей первой волны эмиграции из России в США, т. к. в них не отражен процент части населения, которая занимается интеллектуальным и творческим трудом, реальное количество православных на территории США, а также ставится под сомнение достоверность определения национальностей.

Тем не менее, переписи дают усреднённые показатели по эмиграции. Среднестатистический эмигрант-мужчина из России приезжал в США в возрасте 30 лет будучи православным христианином, оставив в России свою жену (в противном случае он был холост), становился наемным рабочим, занимаясь низкооплачиваемым трудом в угольной промышленности, который был свойственен для эмигрантов из других неанглоязычных стран. Через некоторой время к нему переезжала его жена, которая устраивалась на фабрику по пошиву одежды, или же мужчина-эмигрант заключал брак в среде русской эмиграции.

Как мы видим, новый социальный статус эмигрантов диссонировал с их прежним положением на родине – в большинстве случаев из России уезжали представители дворянства и интеллигенции. Однако такое положение могло быть воспринято ими как временное, т.к. в будущем часть эмиграции надеялось вернуться в Россию после падения власти большевиков, часть изменить свое положение в американском обществе. Сохранению «лояльности» к подобному раскладу дел способствовала не только русскоязычная пресса, в которой публиковались тексты и речи идеологов «миссии Русского Зарубежья», убеждавшие эмигрантов в их особом статусе и роли в культуре и истории России, но и локализованное расселение эмигрантов на территории США.

Список литературы/ References
1. Bureau of Immigration, Annual reports 1900–1933. Govorchin G. From Russia to America with Love: A study of the Russian Immigrants in the United States. Kingston, 1990. P. 51
2. Carpenter N. Immigrants and their children. Wash, 1927. Р. 64.
3. Davis J. The Russian Immigrant. N.Y., 1922. Р. 13.
4. Day G. M. The Russians in Hollywood. A study in culture conflict., Los Angeles., 1934. Р. 91.
5. Hutchinson E. P. Immigrants and their children, 1850-1950. N. Y., 1976. Р. 19.
6. Namee M. Historical Census Data for Orthodoxy in America. [Electronic resource]. URL: http://orthodoxhistory.org/2010/10/11/historical-census-data-for-orthodoxy-in-america/.htm (accessed: 16.04.2015).
7. Ручкин А. Б. Русская диаспора в Соединенных Штатах Америки в первой половине ХХ века. [Электронный ресурс]. URL: http://www.mosgu.ru/nauchnaya/publications/monographs/Ruchkin_AB/2/#_ednref28.htm (дата обращения: 13.04.2015).
8. Тарле Г. Я. История российского зарубежья: термины; принципы периодизации // Культурное наследие российской эмиграции: 1917–1940: в 2 кн. М., 1994. Т. 2. С. 18.