Личность с индивидуализированным сознанием и ее идеи как имманентная причина социокультурного изменения

Автор:
Бурыкина Надежда Бояновна,
кандидат философских наук

Каждая историческая эпоха рождает определенное, свойственное только этой эпохе, самосознание. Главным источником социокультурных изменений для нас является личность и ее творчество, гений, способный понять необходимость перехода и взять на себя ответственность за этот переход с целью продвижения новых ценностных установок как личностное, переходящее в массовое. Гениальная личность и ее деятельность являются причиной, имманентным источником социокультурной динамики. Гений для того и появляется в истории, чтобы решить такие глобальные задачи переходности.

Не каждая талантливая личность способна уловить новые, еще не оформившиеся голоса будущего, проявить их, рассказать человечеству о них через произведения искусства, и повлиять на человеческую ментальность, их картину мира так, чтобы произошла смена этой картины, что мы называем сменой эпох в социокультурном развитии. А. Гуревич считает, что поведение людей и их ментальность всегда строится в зависимости от господствующей в данный период картины мира. Следовательно, всегда существуют исторически определенные типы личностей. Их поведение может быть унифицировано или, напротив, индивидуализировано что особенности отдельной, и даже выдающейся индивидуальности представляли собой специфическую комбинацию все тех же общих черт, которые определялись культурой.[ ] Нас интересуют в нашей концепции люди с индивидуализированным сознанием.

М. Бахтин говорит о личности, которая интересует нас, с позиции понимания через эту личность эпохи, как особая точка зрения на мир и на себя самого, как смысловая и оценивающая позиция человека по отношению к себе самому и по отношению к окружающей действительности. Нам важно не то, кем личность является в мире, а то, чем является для этого человека мир и чем является он сам для себя самого. Ведь то, что должно быть раскрыто и охарактеризовано, является не определенным бытием героя, не его твердым образом, но последним итогом его сознания и самосознания, в конце концов – последним словом человека о себе самом и о своем мире. Следовательно, теми элементами, из которых слагается образ личности, служат не черты действительности – самого героя и его бытового окружения – но значение этих черт для него самого, для его самосознания. «Кто он» – этот вопрос становится объектом рефлексии самого героя, предметом его самосознания. В то время как обычно самосознание личности является лишь элементом ее действительности, лишь одной из черт ее целостного образа – здесь, напротив, вся действительность становится элементом ее самосознания.[ ] Нас интересует личность, вся жизнь которой была бы сосредоточена в чистой функции осознания себя и мира.

Л. Баткин считает, что сознание личности запрограммировано эпохой, но индивид может увидеть мир иначе. Для того чтобы это произошло, чтобы в индивиде могли вдруг приоткрыться, забрезжить некие действительно оригинальные, личные склонности и черты, не вполне тождественные коллективной («соборной») ментальности, нужно, чтобы матричные формы сознания были доведены до экзистенциальной, ситуативной и логической крайности (границы). Только такая предельность делает отношения между индивидным умом и эпохальным мировидением критическими, проблематичными, испытующими.[ ] Мы видим, что такая логическая крайность происходит в переходную эпоху. «Именно отдельный человек становится summa summarum эпохальной ментальности. Необычный индивид есть выведение наружу той способности, которая на самом деле дремлет в логических и риторических матрицах, в жанрах, в массовом сознании, в исторически наличных и готовых феноменах – их способности быть движущимися, смешивающимися, сталкивающимися, озадачивающимися, напрягающими души, меняющимися, странными, короче, культурными».[ ] Л. Баткин называет это выделенностью и включенностью личности в культуру,[ ] концентрацией цивилизационных матриц как наглядной возможности их логико-исторического сплава и переплавки, раскрывающей их для будущего.

Определение личности как концентрации цивилизационных матриц близко и определению А. Гуревича, который считает, что гениальная личность несет в себе картину мира и специфическую комбинацию черт культуры.

Личность, оставившая след в истории, индивид, ставший личностью исторического значения, у П. Сорокина является репрезентативной.[ ]

В.С. Библер усматривает «идею личности» во всех культурах, во всяком случае, западных, начиная с античной. В той или иной исторической форме эта идея проходит через особенные «перипетии», будь то античное представление об «акме», или средневековая «идея жития, исповеди», или новоевропейский «образ индивидуальной жизни». Однако всякий раз – это именно личность, понимаемая как, во-первых, «полная мера ответственности и свободы», «личная ответственность за свою... судьбу». Во-вторых, поскольку, согласно М. Бахтину, «сознание по существу множественно», – личность есть совпадение, со-наложение, со-бытие в сознании индивида не менее двух сознаний. То есть «личность» – это мысленные (также психологические и т. д.) ножницы между тем, каким человек видит себя «в трезвом, неподкупном свете дня» и каким он хотел бы себя видеть, выстроить, перерешить, это спор в нем разных побуждений, мыслей, голосов. В исповеди «индивид оказывается способным предрешить навечно (идея свободы воли в единстве с идеей предестинации...) свою судьбу»: в ней «жизнь индивида сосредоточивает истинно культурный, личный смысл».[ ]

С.Е Ячин рассматривает личность гения с этической позиции: «…идея творчества может быть развернута двояко: вполне нейтрально к какой либо этике как самовыражение и самоутверждение индивидуальности [художника, ученого, мастера] или как дарственное выражение этики личности, как ее самоотверженность».[ ] Гений действует для того, чтобы отдать другим то, что он видит, понимает, но не на заказ, а потому, что для него возможна его деятельность только как «творчество в модусе самоотверженности, т.е. Дара». Именно такое общение культур предпочтительнее, когда одна культура отдает другой, и приобретает, сохраняя свои традиции.

И. Ильин называет источник гениальных творений: «Истинное, художественное искусство почерпает свой Предмет из религиозной глубины, из сферы веяний Божиих, даже и тогда, когда рисуемые им образы природы и людей не содержат во внешней видимости ничего церковного и религиозного. Великие художники знают это. Они знают также, что самое вдохновение их священно и божественно».[ ] Только гений может понять Божий промысел, облечь в форму в виде произведения искусства. Такая красота может спасти мир.

Для определения яркой, необычной личности используются также такие термины как пассионарность, креативность. У Л. Гумилева такая личность называется пассионарной. «Для пассионариев характерно посвящение себя той или иной цели, преследуемой иной раз на протяжении всей жизни. Это дает возможность характеризовать ту или иную эпоху в аспекте пассионарности. …Пассионарность обладает еще одним крайне важным свойством: она заразительна. Это значит, что люди гармоничные, оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они были пассионарны».[ ] Талантливая, мощная личность заражает своей энергией, устремленностью вперед, увлекает за собой многих неравнодушных, может, менее талантливых, но всегда за ними идут. Но пассионарная личность не совсем тот гений, о котором мы говорим.

Я. Гилинский вводит понятие «девиантность» для определения нестандартной личности. Он делит девиацию на позитивную и негативную. Нас интересует позитивная девиация, которая служит средством развития системы, повышения уровня ее организованности, устраняя, преодолевая устаревшие стандарты поведения. «Это – социальное творчество во всех его проявлениях».[ ] М. Абрамсон называет девиантными тех людей, которые не разделяют ценности эпохи, воззрения большинства, отличаются своеобразием своей духовной жизни и социальной практикой. «Ярче всего неординарность подобных индивидов проявляется в переломные, кризисные эпохи, ибо тогда раскрываются более широкие возможности для проявления тех личностных качеств, благодаря которым они не вписываются в рамки унаследованного исстари мировосприятия».[ ] Выдвигая другую систему ценностей и свою жизненную позицию, девиантные люди расшатывают старое, их поступки «служат важным стимулом к качественному изменению всего общества, существенным сдвигам в его социальной, интеллектуальной, психологической структурах».[ ] Мы выскажем здесь лишь одно несогласие с позицией М. Абрамсон – источником другой системы ценностей, по нашей концепции, является не сам девиантный человек, а нарождающаяся в переходной эпохе новая система ценностей, которая имеет трансцендентный характер, поэтому мы рассматриваем деятельность гениальных людей.

Для определения личности, способной не только отразить идеи эпохи, но и открыть, сформулировать и отдать другим новые, мы используем термин «гений», который включает в себя: выход за пределы, открытие, созидание и дар. И. Гарин, говоря о гении, отмечает его способность выражать время, суть эпохи, понимать прошлое и настоящее и на этом основании понимать будущее и уметь о нем рассказать средствами искусства: «Гений – вестник, но еще более кудесник, кудесник выразительных средств. Гений потому и провиденциален, что провидеть грядущее можно, лишь усвоив и выразив прошлое и настоящее».[ ] Гений обладает способностями, которые дают ему возможность выполнить миссию – раздвинуть границы познания, установленные до него. Изменяя искусство, их деятельность влияет на людей, люди, эпоха становятся в результате деятельности гениев другими. «Можно усилить мысль: без контакта художника с “иными мирами” нет величайших произведений искусства. Таинство воздействия великих творений в огромной мере связано с содержащимися в них “потусторонним”, будь то божественное откровение, глубина интуитивного прозрения, явленное бессознательное или визионерский ад».[ ] И. Гарин особенно большое внимание в своих произведениях уделяет внимание гениальности, выдающимся личностям, их месту в обществе. Для него творец это человек, навязывающий внешнему миру облик собственной души и, не смотря на то, принимаем мы его или нет, он всегда оставит след в истории культуры, опечаток этого следа и есть духовная мощь гения.[ ] Гений вдохновляется высшими силами и транслирует их, поэтому часто такие произведения не сразу понимаются, признаются большинством, но они меняют или овеществляют идеальный мир.[ ]

В книге о Данте И. Гарин, рассуждая о природе гениальности применительно к великому поэту, говорит о гении:

• что ingtgno – вдохновенный и трудолюбивый любимец Бога;
• соединение врожденной способности и упорства в овладении ремеслом, дарования и самодисциплины, провиденциальности и настойчивости;
• это энергетический взрыв духа, гипер-напряженность, одержимость, самозабвение, утрата чувства самосохранения, предельная самомобилизация, целеустремленность;
• наивысшее проявление человеческих возможностей;
• это огромный внутренний мир, напряжение внутренней жизни, огромная внутренняя сосредоточенность, интроспекция и самопостижение. Творить можно, лишь творя себя;
• личностность, яркая индивидуальность, абсолютная неповторимость. Гений – человек, чья личность необъятна, а внутренний мир не знает границ.[ ]

А. Гуревич называл такую личность микрокосмом социально-культурной системы, которая вмещает в себя эту систему, находится внутри нее в том смысле, в каком микрокосм одновременно и вмещает в себя макрокосм и отражает его в себе[ ]

Гений влияет на изменение ментальности эпохи, на смену ценностных установок. Ментальность характеризуется следующими признаками: это скрытая, глубинная, безотчетная, неотрефлектированная часть общественного сознания. Субъектом ментальности является не индивид, а социум. Ментальность отражает пройденный обществом исторический путь и может быть рассмотрена как часть культуры. Более того, понимание ее особенностей дает ключ к глубокому проникновению в скрытую от поверхностного взгляда «механику» культуры, ее «тональность», делает понятными потаенные взаимосвязи между явлениями. Культура, традиция, язык, образ жизни и религиозность образуют своего рода «матрицу», в рамках которой формируется ментальность. Эпоха, в которую живет индивид, налагает неизгладимый отпечаток на его мировосприятие, дает ему определенные формы психических реакций и поведения, и эти особенности духовного оснащения обнаруживаются в «коллективном сознании». Ментальность, как любой социальный феномен, исторически изменчива (хотя меняется очень медленно).

Итак, гениальная личность имеет следующие черты:

• во-первых, такая личность наиболее полно отражает устремления времени, вмещает в свое сознание идеи эпохи наиболее полно;
• во-вторых, эта личность выделяется своими талантами, тем, что она делает лучше других;
• в-третьих, такая личность несет в себе картину мира, его идеи, народившиеся и нарождающиеся, еще не оформленные, но уже этой личностью услышанные, и способная пойти против соборного единства общества и позволить себе думать иначе;
• в-четвертых, эта личность становится причиной самой себе, она осознает себя, способна на собственную рефлексию, это личность, индивид, способный сознавать себя, действовать в горизонте регулятивной идеи личности. Эта личность является собственной причиной и держит метафизический и нравственный ответ только перед собою. Такая личность, признавая высшие начала, основания, отвечает перед ними и за них. Индивидуальная личность – «…это понятие о самоценном и, в известном смысле, суверенном “Я”».[ ] Кроме того, своими произведениями она транслирует эти высшие основания в этот мир, рассказывая образами искусства о высших началах. Дело остальных – подняться до понимания сути этих произведений;
• в-пятых, незаурядная личность остается верной себе, исходит из себя, чтобы стать собой. «Ибо каждое “Я” не совпадает с собою на свой особенный лад. На этом строится его относительная целостность. Миро-чувствование и мировоззрение суть та индивидуально выработанная, выстраданная сторона личности, которую человек признает в себе важнейшей и несравненно большей, чем он».[ ] Человек, понимая себя, способен высказать все, что умеет и на что способен – самореализуется. Высказать идеи времени, еще неоформленные, только нарождающиеся, в виде символов, образов – искусство, которое становится языком культуры или, как отмечает Д. Арган[ ], осуществляется как диалектический выбор между многими направлениями возможного развития, ведет от созерцания к поискам и дискуссиям.

Тот путь, который выбирает общество на переломе, в переходную эпоху зависит от того, услышит ли это общество гениев, способно ли будет пойти за ними, то есть от уровня его культурного развития. В концепции истории с позиции духовной действительности, где источник социокультурного изменения имманентен, проводником его является гений, продвигающий новую концепцию ценностей в обществе, необходимо понять, как личностное становится массовым. Мир культуры, мир ценностей как смыслов человеческого бытия не присваивается, не наследуется человеком автоматически. Человек должен переоткрывать все ценностные установки эпохи («из-обрести»). Только при этих условиях человек эти ценности присвоит. Культура переводит человека в другой способ мышления, а, следовательно, сознания и бытия, когда человек выстраивает сам свою жизненную программу, живет в мире активно, очеловечивает мир. Такая встреча с культурой может не состояться, тогда многие истины будут навсегда закрыты для человека.

Задача истории как культуры состоит в формировании исторического сознания личности, для чего необходимо поставить человека в такую ситуацию, при которой он открыл бы истины, существующие и открытые человечеством, откликнулся на них эмоционально, присвоил их, перевел бы общечеловеческие ценности в личностные. Это происходит на территории «культурного текста». Автор и читатель должны быть в ситуации равной, как равноправные участники диалога, погруженные в контекст культуры. Но человек откликнется на культурный текст при условии, что он захочет искать ответы на вопросы в культуре, задает вопросы культуре и слышит иные ответы и на те вопросы, которые он не задавал. Только при этом условии возникает «Я-знания». Если человек знает предмет своего исследования, знает над чем он работает, идя по пути культуры, он сможет понять, чего он не знает, но может найти ответ на такой вопрос. Человек точно знает, чего он не знает, и будет сознательно искать ответ на этот вопрос («ученое незнание»). Это будет его вопрос и только его. И тогда он попадает в ситуацию, когда для решения проблемы надо зайти с другой стороны, надо искать иначе. Наступает этап, когда для поиска ответа на вопрос, надо иначе мыслить. Э. Фромм писал, что оригинальной он считает не ту идею, которая никогда никому не приходила на ум; важно, чтобы она возникла у самого индивида, чтобы она была результатом его собственной психической деятельности, то есть его мыслью. Учиться перестраивать свое мышление – вот важный этап в развитии личности, в из-обретении миром впервые. Очень важно для развития человека открыть в себе способность перестраивать форму и средства познания мира или совершать поступок. Культура включает в себя героя (как носителя формы), культурные ценности и содержание – жизнь, историю. Автор является создателем культурных ценностей, автором жизни. Необходимо совершить поступок в бахтинском прочтении (породить новые смыслы), чтобы культура и жизнь объединились во мне.

Проблема восприятия, усвоения культурного текста (термин Л. Баткина), возможность его влияния на «молчаливое большинство» – сложная, малоизученная тема. Культурный текст как произведение несет в себе идеи эпохи, отражение ее ментальности. Л. Баткин называет культурным тот текст, который понимается не только на идеологическом и предметном уровне, но, что важнее, несет мощное порождение новых смыслов.[ ] Такой текст создается гением, который интуитивно предполагает рождение новых смыслов, идей, еще не оформившихся, не проявленных, но уже пребывающих в этой эпохе, в ее атмосфере («мысль витает в воздухе»). Культурный текст создается как произведение искусства, потому что именно искусство является главным языком истории как культуры: «Искусство в своем развитии – это способ выявления отношения к жизни, а процесс его реализации как такового, его вспомогательная роль в достижении конечной цели духовного спасения представляется не менее важными, чем сам предмет художественного воплощения».[ ] Именно в эпоху Возрождения все заходы к понятию личности осуществлялись через искусство.[ ]

В философии давно замечено влияние идей культуры, культурного текста на духовную эволюцию общества: «После писем Элоизы, как и после всякого культурного текста, мы находим западноевропейскую культуру некоторым образом изменившейся».[ ] И. Гарин об этом влиянии говорит: «Я не хочу сказать, что на западе консьержи штудируют Божественную Комедию Данте, Мысли Паскаля или Критику современной эпохи Киркегора. Но для того, чтобы общество процветало, кто-то же должен читать, дабы сознание избранных определяло бытие всех. Ибо именно так и происходит: фасон юбок, стиль и уровень жизни после Джойса непостижимым образом меняются, хотя его никто вроде и не читал. Мистика культуры в том и состоит, что богатый народ – не просто читающий, а знающий, что читать. И хотя народ в массе своей читал, читает и будет читать дрянь, богатый народ отличается от бедного народа, прежде всего тем, что может содержать заметную группу читателей, зрителей и слушателей, понимающих толк в настоящем чтении и отвергающих чтиво, «мазню» и «трали-вали». Мы до сих пор иронизируем над эстетами, декадентами, строителями башен из слоновой кости и прочими символистами-модернистами, а ведь именно благодаря существованию этих «бездельников» благоденствуют европейцы, не зная того, что главной причиной благоденствия является свобода самовыражения творцов. Или вы знаете народ, достигший благоденствия, но не имеющий своих Джойсов и Данте?»[ ] Культура влияет на человека и общество в целом, преобразует его. И. Гарин связывает наш уровень жизни с тем, что мы читаем. Говоря о том, что мы испытываем неприязнь к культуре, он из этого выводит причины нашей нищеты, говоря об обездоленности нашей материальной и, прежде всего, духовной.

В России ХХ века произошло то, что Д. Лихачев назвал «снижением» культурного уровня, это было следствием отъезда интеллигенции в начале ХХ века, из-за репрессий против оставшейся в стране. Этот процесс наблюдается по всем направлениям культурного и образовательного развития. В советский период было задание культуре – снизить уровень, чтобы народ понимал произведения искусства, что вело к низкому культурному уровню общества. В. Шкуратов говорит о тех явлениях, которые имели место в СССР: «Основные моменты торжества: казенная церемония и кулуарные банкеты вождей вкупе с возлияниями трудящихся – составляли программу любого советского праздника. Этого советский читатель не мог не распознать. Только отечественное карнавальное веселье было более стиснуто орграмками идеологических мероприятий. Языческий разгул средневековья имел свою заповедную территорию. Советская народная ментальность такой экстерриториальностью не располагала. Она брала свое широким бытовым распространением пьянства, нецензурной брани, анекдотов. Как и в средние века, этот культурный «низ» не был достаточно индивидуализирован, то есть, подвергнут репрессии внутренней моральной нормы. Для большей части населения ограничение было внешним и преодолимым. В образ доброго народа входили и его грубоватые застольные манеры».[ ] Такой культурный уровень был результатом снижения культурного текста, с которым взаимодействовало «молчаливое большинство».

Н. Хренов, говоря о «надломах» в истории (переходности в нашей интерпретации), называет два выхода из кризисной ситуации: творческий и нетворческий. Творческий связан с творческой личностью, гением, нетворческий – с эскалацией власти. «Конечно, творческий ответ дает общество или цивилизация в целом. Но первоначальное творческое решение должно созреть в сознании творческой личности».[ ] Здесь развиваются драмы, связанные с умением общества услышать гения, пойти вперед. История демонстрирует нам примеры побед и поражений гениев. Общество понимает гения часто запоздало. Соотношение индивидуального и коллективного сознаний, личностного и массового раскрываются в гносеологии культурного текста молчаливым большинством.

Уровень культурного текста, произведений не всегда доступен и понятен большинству. Но гений знает и видит дальше, творец – это всегда человек, который открывает внешнему миру облик собственной души. Мы можем принимать или не принимать его, но отпечаток этого следа и есть духовная мощь гения. Мы живем в мире, созданном из таких отпечатков.[ ] Поэтому мир, общество развивается в зависимости от отношения в нем к культуре.

П. Сорокин, говоря о методах прочтения культуры, выделяет внутренние и внешние ее аспекты: первый относится к сфере внутреннего опыта (сфера разума, ценности, смысла – «культурная ментальность»), второй – внешние феномены, суть проявления ее внутренней стороны (предметы, события, процессы)[ ]. Рассматривая вопрос адекватного постижения внутренней стороны той или иной культуры, П. Сорокин вводит понятие истинная или подлинная ментальность – смысл, который имел в виду автор, создавая произведение. Кроме данного подхода к пониманию культуры, который он называет психологической интерпретацией подлинного смысла данного феномена, П. Сорокин приводит еще один способ понимания внутреннего аспекта культурных явлений – социально-феноменологический, который важнее первого. Этой метод состоит, во-первых, в причинно-функциональном истолковании культуры с целью обнаружения причинно-функциональных связей между составными частями культурной ценности или комплекса ценностей (открытие связи между поступками современников, о которых люди не подозревают, но они есть. Дело ученого открыть их и показать). Вторая форма социально-феноменологической интерпретации внутреннего аспекта культуры – логическое понимание. [ ] Он поднимает вопрос о возможности адекватного постижения нами внутренней стороны данной культуры или о «подлинной ментальности», которая воплощена в данной совокупности произведений, тот «подлинный смысл», который держал в уме Данте, сочиняя «Божественную комедию», или имел в виду Бетховен, когда писал свою музыку. Такой подход к пониманию произведения П. Сорокин называет психологической интерпретацией подлинного смысла данного феномена: «Согласно этой точке зрения, правильное понимание внутренней стороны культуры в точности совпадает с тем пониманием, которое было у ее творцов или реформаторов».[ ] Автор произведения зачастую провозглашает идею, смысл и цель своего творения, можно проследить его мысль, ее вопрощение в камне или на холсте. П. Сорокин считает, что воссоздание изначального смысла, подразумеваемого автором, психологическая интерпретация культуры является одной из главных задач исторической науки.

Культура, ее произведения, внутренние и внешние их аспекты фиксируется в тексте, понимаются через текст. В. Библер считает, что предметы культуры как реальную логику творческой мысли можно изучать по делам, продуктам творчества. Но надо расшифровать эту культуру как деяние, как процесс. Для такой расшифровки надо знать не только результат, но и замысел. Язык, процесс мышления, речь, переведенная в текст, сам текст должны стать тем пространством, тем полем, где осуществляется «вхождение» в историю и культуру, диалог человека и культуры, где живет, формируется и развивается историческое сознание и культурную ментальность.

Сноски:

• См. Гуревич, А.Я. Ук. соч. – С. 403.
• См. Бахтин, M.М. Проблемы поэтики Достоевского. / М.М. Бахтин. – М.: «Советская Россия», 1979. – 138 с.
• См. Баткин, Л.М. Европейский человек наедине с самим собой. Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личного самосознания. / Л.М. Баткин. – М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2000. – С. 160.
• Баткин, Л.М. Ук. соч. – С. 179.
• Баткин, Л.М. Ук. соч. – С. 12.
• Сорокин, П.А. Социальная и культурная динамика. – М.: Астрель, 2006. – С. 771.
• Библер, В.С. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика и культура. /В.С. Библер. – М.: Прогресс: Гнозис, 1991. – С. 149.
• Ячин, С.Е. Состояние метакультуры / С.Е. Ячин. //Философия и культура. (Научный журнал Института философии РАН) 2008. – №7. – С.135.
• Ильин, И.А. Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. / И.А. Ильин. – М.: Издательство: «Русская книга», 1996. – С. 352.
• Гумилев, Л.Н. Этногенез и биосфера земли. /Л.Н. Гумилев. – М.: ТОО «Мишель и К’», 1993. – С. 273, 276.
• Гилинский, Я.И. Ук. соч. – С. 166.
• Абрамсон, М.Л. Ук. соч. – С.12.
• См. Абрамсон, М.Л. Человек итальянского Возрождения. Частная жизнь и культура. / М.Л. Абрамсон. – М.: Российский гуманитарный университет, 2005. – С.12.
• Гарин, И.И. Пророки и поэты. /И.И. Гарин. т. 5. – М: ТЕРРА-TERRA, 1994. – С. 10.
• Гарин, И.И. Век Джойса. /И.И. Гарин. – М: ТЕРРА-Книжный клуб, 2002. – С.142.
• См. Гарин, И.И. Ук. соч. – С.141.
• См. Гарин, И. Пророки и поэты: в 7 т. Т. 1. / И.И. Гарин. – М.: Терра, 1992. – С. 287.
• См. Гарин, И. Пророки и поэты: в 7 т. Т. 5. / И.И. Гарин. – М.: Терра, 1992. – С. 91-92.
• См. Гуревич, А.Я. История – нескончаемый спор. / А.Я. Гуревич. – М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2005. – С.400.
• Баткин, Л.М. Ук. соч. – С. 7.
• Баткин, Л.М. Ук. соч. – С. 7-8.
• См. Арган, Д.К. История итальянского искусства: в 2-х т. Т. 2. / Д.К. Арган. – М.: «Радуга», 1990. – С. 9.
• См. Баткин, Л. М. Европейский человек наедине с самим собой. Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личного самосознания. /Л. М. Баткин. – М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2000. – С. 168.
• Арган, Д. К. История итальянского искусства: в 2-х т. т. 2. – /Д.К. Арган. – М.: “Радуга”, 1990. – С. 7.
• См. Баткин, Л.М. Европейский человек наедине с самим собой. Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личного самосознания. /Л.М. Баткин. – М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2000. – С. 167.
• Баткин, Л.М. Ук. соч. – С. 231.
• Гарин, И.И. Пророки и поэты. / И.И. Гарин. т. 1. – М: ТЕРРА-TERRA, 1992. – С. 3-7.
• Шкуратов, В. А. Историческая психология. /В. А. Шкуратов. /Учебное пособие. Изд. 2 – М.: Смысл, 1997. – С. 293.
• Хренов, Н.А. Социальная психология искусства: переходная эпоха. – М.: Альфа-М, 2005. – С. 211.
• Гарин, И.И. Век Джойса. /И.И. Гарин. – М: ТЕРРА-Книжный клуб, 2002. – С. 141.
• См. Сорокин, П.А. Социальная и культурная динамика. /П. Сорокин. – М.: Астрель, 2006. – С. 56.
• См. Сорокин, П.А. Ук. соч. – С. 58.
• См. Сорокин, П.А. Ук. соч. – С. 57.