Молитва матери. Ко дню матери.

Отец и мать мне часто говорили:
"Сыночек, милый, к Богу обратись",
И ежедневно обо мне молились,
Но я любил совсем иную жизнь.

Вино, друзья и сотни развлечений
Мне ослепили сердце и глаза
И ослепленный, с диким наслажденьем,
Смотрел я в рюмку, а не в небеса.

Молитвы мне страшнее ада были,
О Боге я и слышать не хотел,
Летели дни, я жил в грязи и пыли
И думал я, что это – мой удел.

Мне не забыть, наверное, навеки
Тот страшный день: отец мой умирал,
Из материных глаз слез вытекали реки,
А я стоял хмельной и хохотал.

"Ну, где ж твой Бог, чего Он не спасает:
Он Исцелитель, что ж ты не встаешь?
Без Бога люди так же умирали,
И ты, отец, как все в земле сгниешь".

Он улыбнулся и сказал сердечно:
"Я жив, сынок, а ты уже мертвец,
Но знай, что мертвым ты не будешь вечно
И вскоре воскресит тебя Творец".

Отца похоронили, мать молилась,
Вдвойне молилась о душе моей,
Потоки слез, что за меня полились,
Не даром были пролиты *******

Ну, а тогда я думал по-другому,
Была противней мать мне с каждым днем
И вот, однажды, я ушел из дома,
Глубокой ночью, словно вор, тайком.

О, как кричал я: "Вот она, свобода,
Теперь я волен в мыслях и делах!"
Не знал еще, что жизнь – болото,
Ступил на кочку и увяз в грехах.

И жизнь меня как щепку закружила,
В водовороте суеты и зла.
Вначале хорошо кружиться было,
Но вскоре заболела голова.

Был для меня ужасной, страшной мукой
И каждый круг, и каждый поворот…
Я волю напрягал, ум, до боли руки.
Но жизнь водоворот… водоворот…

Круг развлечений, в золото одеты,
Как ярок он, меня он ослепил.
Я был слепцом, не видел рядом света
И в страшном мраке по теченью плыл.

Но кто же мог меня спасти от смерти,
От тех кругов, влекущих так на дно –
Не человек, не человек, поверьте!
Но кто же? Кто же? КТО?

Метался я, не находя ответа
И вот, однажды, летом, в сильный дождь
На улице я друга детства встретил,
Увидев земляка, по телу – дрожь.

Предстал передо мною образ милый,
Глаза печальные, и мокрые всегда.
Забилось сердце, задрожали губы,
А вырвались из глубины слова.

"Ну, как там мать, меня хоть вспоминает,
Наверное, давно уж прокляла,
Хочу заехать, время не хватает
Сам понимаешь, то работа, то дела".

"Дела, работа – помолчал бы лучше:
Дела твои не трудно угадать,
Я расскажу, но только сердцем слушай,
О том, как позабыла тебя мать.

Когда ты скрылся, мать твоя от горя
Вся поседела, ведь тобой жила,
И каждый день, с невзгодой лютой споря,
Шла на распутье и тебя ждала.

И руки простирая свои к Богу,
Молясь во имя пролитой Крови,
Она стояла, влитая в дорогу,
Столбом надежды, веры и любви.

Ну а когда стоять была не в силах,
Когда уже совсем в постель слегла,
Кровать к окну подвинуть попросила,
Смотрела на дорогу и ждала…"

Его слова стремительным порывом
С души сорвали равнодушье враз.
Я задрожал и прошептал пугливо:
"Скажи что с ней, она жива сейчас?"

"Сейчас не знаю, уезжал – дышала,
В бреду шептала странные слова:
– Сыночек, милый, ты пришел, я знала, –
А ты: работа, говоришь, дела".

Я побежал, подстегнутый, как плетью,
С одним желаньем жгучим, как огонь:
Не опоздать, успеть бы перед смертью
Упасть пред ней, раскаяться во всём.

Вокзал и поезд… Но одно лишь слово…
В душе стучало, молота сильней,
Хотел не думать, но напрасно: снова
Я слышал те слова: скорей, скорей…

Вот поезд стал, я вышел, от волненья
Меня трясло, и что-то жгло в груди.
Я в ночь шагнул дрожащей, страшной тенью
От пламени, горевшего внутри.

Знакомая дорога и деревья,
И только незнакомый сердца стук,
Вот кладбище, за кладбищем деревня.
Шел мимо, и отца я вспомнил вдруг.

И ноги как-то сами повернули,
И в тишине пошелестев листвой,
Меня к его могиле потянуло,
Заросшей и заброшенной тропой.

Я шел, до боли напрягая зренье,
Склоненные березки – значит здесь.
Впервые в жизни встал я на колени,
Прижав к щеке холодный мокрый крест.

"Отец прости безумную ошибку –
Ты прав, ты жив, я слышу шепот губ.
Стоишь ты предо мной, твоя улыбка,
А я – зловонный, сгнивший, мерзкий труп.

Но я заботой и любовью к маме
Сотру всё прошлое – клянусь тебе, поверь.
И ты, мой папа, будешь рядом с мамой.
А если… если мать уже в земле?"

И сердце снова бешено забилось…
Я оглянулся – тьма, ни зги кругом,
Но вдруг луна окрестность осветила,
И я увидел рядом свежий холм.

Только луна и звезды только знают,
Как я со стоном на могилу пал,
И мамин холмик обнимал руками,
И землю у подножья целовал.

"Ты слышишь, мамочка, прости, родная!
Не надо, не молчи, открой уста,
Давай молиться вместе, дорогая,
Ты, слышишь, мама, умоляю, встань".

Но холм молчал, дыша могильным тленьем.
Кругом ни звука, словно мир уснул,
И тут я вспомнил, Кто дает прощенье,
И с воплем руки к небу протянул.

И эта ночь последней стала ночью
В мои безбожно прожитые дни,
Она открыла мне слепые очи,
И я увидел новый, светлый мир.

С тех пор живу я с Господом Иисусом.
Мое в Нём счастье, жизнь и полнота,
И сотни раз сказать не постыжусь я,
Что я не смыслю жизни без Христа.

Когда я вижу пред собой картину:
Заплаканную, сгорбленную мать,
А рядом гордого, напыщенного сына –
От всей души мне хочется сказать:

"Вы, матери, имеющие дочку, сына, –
Прострите руки к небесам,
И, верьте, что молитвы ваши сильны
Творить и после смерти чудеса.

Вы, сыновья, забывшие о Боге –
Взгляните на заплаканную мать,
И станьте рядом, чтоб в своей дороге
Вам эти слезы не пришлось познать".